Критика

Е.В Амелина

Основные черты Собакевича — это ум, деловитость, практическая хватка, но при этом для него характерны прижимистость, какая-то тяжеловесная устойчивость во взглядах, характере, образе жизни. Эти черты заметны уже в самом портрете героя, который похож на медведя «средней величины». И зовут его Михаилом Семеновичем.
В портрете Собакевича ощутим гротескный мотив сближения героя с животным, с вещью. Тем самым Гоголь подчеркивает ограниченность интересов помещика миром материальной жизни.
Качества героя Гоголь раскрывает также посредством пейзажа, интерьера и диалогов. Характерно, что здесь вновь возникает мотив богатырства, «играющий роль положительного идеологического полюса в поэме». В этом мотиве отразилась мечта Гоголя о русском богатырстве, заключенном, по мысли писателя, не только в физической мощи, но и в «несметном богатстве русского духа». Однако в образе Собакевича «богатство русского духа» подавлено миром материальной жизни. Помещик озабочен лишь сохранением своего достатка да изобилием стола. Больше всего он любит хорошо и вкусно поесть, не признавая иностранных диет. Здесь Гоголь развенчивает чревоугодие, один из людских пороков, с которым борется православие.
Собакевич по-своему проницателен, наделен трезвым взглядом на вещи. Ум Собакевича, его проницательность и, вместе с тем, «дикость», нелюдимость, необщительность помещика проявляются в его речи. Собакевич высказывается очень четко, кратко, без излишней «красивости» и витиеватости. Обсуждая знакомых, помещик может и побраниться, употребить «крепкое словцо». Образ Собакевича в поэме статичен: читателям не представлена жизненная история героя, какие-либо духовные изменения его. Однако характер, представший перед нами, — живой и многосторонний.

"Все герои произведений русской литературы": Школьная программа: Словарь-справочник

Само имя, многократно обыгранное рассказчиком, указывает на могучее «звероподобие» героя, на его медвежье-собачьи черты. Все это связывает Собакевича с типом грубого помещика Тараса Скотинина из «Недоросля» Фонвизина. Однако связь эта скорее внешняя, чем внутренняя; отношение автора к герою здесь значительно сложнее.
В доме Собакевича развешаны картины, изображающие сплошь «молодцов», греческих героев-полководцев начала 1820-х годов, чьи образы словно списаны с него самого. Это Маврокордато в красных панталонах и с очками на носу, Колокотрони и другие, все с толстыми ляжками и неслыханными усами. (Очевидно, чтобы подчеркнуть их мощь, в среду «греческих» портретов затесался «грузинский» — изображение тощего Багратиона.) Великолепной толщиной наделена и греческая героиня Бобелина — ее нога обширнее, чем туловище какого-нибудь щеголя. «Греческие» образы, то пародийно, то всерьез, все время возникают на страницах «Мертвых душ», проходят через все сюжетное пространство гоголевской поэмы, изначально уподобленной «Илиаде» Гомера. Эти образы перекликаются, рифмуются с центральным «римским» образом Вергилия, который ведет Данте по кругам Ада — и, указывая на античный идеал пластической гармонии, ярко оттеняют несовершенство современной жизни.
Но при всей своей «тяжеловесности», грубости, Собакевич необычайно выразителен. То, что природная мощь и деловитость как бы отяжелели в нем, обернулись туповатой косностью — скорее беда, чем вина героя.
Если Манилов живет вообще вне времени, если время в мире Коробочки страшно замедлилось, как ее шипящие стенные часы, и опрокинулось в прошлое (на что указывает портрет Кутузова), а Ноздрев живет лишь в каждую данную секунду, то Собакевич прописан в современности, в 1820-х годах (эпоха греческих героев). В отличие от всех предшествующих персонажей и в полном согласии с повествователем Собакевич — именно потому, что сам наделен избыточной, поистине богатырской силой, — видит, как измельчала, как обессилела нынешняя жизнь. Во время торга он замечает: «Впрочем, и то сказать: что это за люди? мухи, а не люди», куда хуже покойников.
Чем больше заложено в личность Богом, тем страшнее зазор между ее предназначением и реальным состоянием. Но тем и больше шансов на возрождение и преображение души. Собакевич — первый в череде очерченных Гоголем типов, кто прямо соотнесен с одним из персонажей 2-го тома, где изображены герои пусть отнюдь не идеальные, но все же очистившиеся от многих своих страстей. Хозяйственность Собакевича, «греческие» портреты на стенах, «греческое» имя жены (Феодулия Ивановна) рифмой отзовутся в греческом имени и социальном типе рачительного помещика Костанжогло. А связь между именем Собакевича — Михайло Иваныч — и «человекоподобными» медведями из русских сказок укореняет его образ в идеальном пространстве фольклора, смягчая «звериные» ассоциации. Но в то же самое время «отрицательные» свойства рачительной души Собакевича словно проецируются на образ скаредного Плюшкина, сгущаются в нем до последней степени.

Б.В Соколов

В черновом наброске заключительной главы то ли первого, то ли второго тома поэмы Гоголь так определяет его: «...плут Собакевич, уж вовсе не благородный по духу и чувствам, однако ж не разорил мужиков, не допустил их быть ни пьяницами, ни праздношатайками». В образе Собакевича отразился, в частности, М. Погодин. Характеристика Собакевича как кулака, по всей вероятности, восходит к ссоре Гоголя с Погодиным, когда последний отказался выдать ранее оговоренные авторские оттиски повести «Рим». Как вспоминал М. Щепкин, Гоголь признался ему: «“Ах, вы не знаете, что значит иметь дело с кулаком!” — “Так зачем же вы связываетесь с ним?” – подхватил я. — “Затем, что я задолжал ему шесть тысяч рублей ассигнациями: вот он и жмет. Терпеть не могу печататься в журналах, — нет, вырвал-таки у меня эту статью! И что же, как же ее напечатал? Не дал даже выправить хоть в корректуре. Почему уж это так, он один это знает”. Ну, подумал я, потому это так, что иначе он не сумеет: это его (Погодина) природа делать всё, как говорится, тяп да ляп». Также и у Собакевича все предметы в доме и в имении словно вырублены топором, можно сказать, тяп-ляп, с заботой только об их функциональном назначении, без всякой заботы об изяществе.
Белинский в статье «Ответ «Москвитянину» (1847) отмечал: «Собакевич — антипод Манилова: он груб, неотесан, обжора, плут и кулак; но избы его мужиков построены хоть неуклюже, а прочно, из хорошего лесу, и, кажется, его мужикам хорошо в них жить. Положим, причина этого не гуманность, а расчет, но расчет, предполагающий здравый смысл, расчет, которого, к несчастию, не бывает иногда у людей с европейским образованием, которые пускают по миру своих мужиков на основании рационального хозяйства. Достоинство опять отрицательное, но ведь если бы его не было в Собакевиче, Собакевич был бы еще хуже: стало быть, он лучше при этом отрицательном достоинстве».
Характеристика Собакевича как «кулака» носит сугубо негативный характер. Подтверждение этого мы находим в письме Гоголя А. Данилевскому от 29 октября 1848: «Жизнь в Москве стала теперь гораздо дороже. С какими-нибудь тремя тысячами едва холостой человек теперь в силах прожить, женатому же без 8 тысяч трудно обойтиться, — я разумею — такому женатому, который бы вел самую уверенную жизнь и наблюдал бы во всем строжайшую экономию. Почти все мои приятели сидят на безденежье, в расстроенных обстоятельствах, и не придумают, как их поправить. При деньгах одни только кулаки, пройдохи, и всякого рода хапуги. От этого и общество и жизнь в Москве стали как-то заметно скучнее...» Глубокую связь Собакевича с Коробочкой подметил А. Галкин на уровне их имен и отчеств, Михайло Семенович и Настасья Петровна, как медведь и медведица из народной сказки. Эта связь подчеркивает грубость, неотесанность, в культурном смысле, обоих персонажей, и вместе с тем — их хватку, основательность, а в какой-то мере — и близость к народу, к тем же крестьянам, по вкусам и привычкам.