ЧЕХОВ И ЛЕВИТАНСсора друзейТяжёлое время в жизни Левитана и Чехова. За год перед этим Антон Павлович написал свою блистательную Попрыгунью, в которой многие увидели Кувшинникову. Появление рассказа в журнале «Север» подняло большие толки среди знакомых. Одни осуждали писателя за слишком прозрачные намёки, другие злорадно похихикивали. Левитан напустил на себя мрачность, Антон Павлович отшучивался, отвечал на упрёки знакомых: «Помилуйте, моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода». Недоразумение разрослось в ссору. Исаак Ильич перестал встречаться с Чеховым, собирался вызвать его на дуэль. Кто знает, чем бы всё это кончилось, если бы однажды, на второй день нового, 1895 года в мастерскую Левитана в Москве в Трёхсвятительском переулке не приехала Татьяна Щепкина-Куперник. «Он так обрадовался моему неожиданному появлению, помог снять шубку, освободиться от покупок… - Танюша! - Я буквально на минутку! Ну-ну, показывайте, я сгораю от нетерпения, все только и говорят, что на передвижной будут выставлены какие-то удивительные пастели. От вас всего можно будет ожидать! - Ну, уж и удивительные. Пастель, Танечка, меня вправду увлекла в последнее время. - Можно? - Ради Бога, не трогайте, пожалуйста, картины. Нет-нет, нет, они обращены лицом к стене, потому что так им лучше дозревать. - Понимаю. Это недоговорённые вещи. - Только, пожалуйста, пожалуйста, не обижайтесь! Милая, несравненная Татьяна! Я работаю сейчас над итальянскими вещами, а они мне, в самом деле, не даются. Всё как будто на месте: горные громады со снегом, живописные озёра, но нет души… Заграница не для меня. Только в России может быть настоящий пейзажист. Нет лучше страны, чем Россия. Писать на чужбине неловко, будто шьёшь на чужой швейной машине. Так говаривал как-то один писатель. - Кто? - Чехов говорил. - Знаете куда я тороплюсь? В Мелихово. К Антону Павловичу. - Хм-м-м… Левитан сразу же перестал улыбаться. Потом признался, что очень жалеет о своём разрыве с Чеховым. - Ну, это же глупейше, Исаак Ильич! Ну, какое право вы имели обидеться? Ну, за что, собственно? Вы, такой… Ну, помните, я сочинила про вас, тогда, в Покровском? Как со старинного портрета, К нам из вандейковских времён В обитель суетного света Сошёл, и неохотно он, Как будто сам носил когда-то Он чёрный бархатный колет, Вот так и кажется, что взято В нём всё из тех далёких лет… И заострённая бородка, И выражение тёмных глаз, Что так рассеянно и кротко Глядят, не замечая вас… Покрыты бронзовым загаром Его суровые черты, Но всё ж в улыбке есть недаром Так много детской доброты… - Ну, разве Рябовский из Попрыгуньи, себялюбивый, чёрствый, похож на вас, такого чуткого, с такой обострённо-тонкой, восприимчивой душой, такого… - М-м-да… Такой в бухарском халате, с чалмой на голове… И в самом деле я похож на богатого перса, торгующего бирюзой… Мне Чехов говорил… - Ну вот, вы шутите! А разве наша милая Софья Петровна чем-нибудь похожа на попрыгунью? Антон Павлович, конечно, раскаивается! - Вы думаете? - Уверена! Вот что, едемте со мной! Ну, только собирайтесь скорее, мы опоздаем на поезд! - Как? Прям так и поедем? - Да вот так вот прямо и ехать… Ну… Мойте вы руки! Мазилка вы эдакий! Ну, ну, ну, и едем! Я уверена, Антон Павлович только и ждёт вашего появления! - А вдруг в Мелихове не поймут моего порыва, а? И приезд мой будет совсем некстати! Там наверняка полон дом гостей, они будут смеяться над этим! - Да беру на себя, всё будет кстати! Да собирайтесь же вы! Исаак Ильич решился. Заволновавшись, он швырнул кисти в ведёрко с керосином, бросился мыть руки... Всю дорогу в поезде он молчал. Мы пересели в сани. Лошади бойко пошли по обкатанной зимней дороге через белый лес, в Мелихово. - Танечка, а если мы никому не нужны? Глупо сделаем? Я промолчала. Левитан, ёжась, запрятал лицо в поднятый воротник шубы. Мне передалось его волнение. Я стала жалеть, что слишком погорячилась. Всю остальную дорогу мы оба вздыхали. В сумерках показался низенький Мелиховский дом. Сани с шумом раскатило на повороте, и лошади остановились у крыльца. Залаяли собаки, на колокольчик вышел на крыльцо Антон Павлович, пригляделся, кто это приехал со мной. Левитан нехотя вылезал из саней, зачем-то отряхивался… Друзья с минуту постояли в замешательстве и устремились друг к другу, схватились за руки, пошёл разговор о дороге, о Москве, будто ничего не случилось, ничего между ними вовсе и не было… До ужина прекрасные глубокие глаза Левитана подёргивались слезами. Весело сияли обычно задумчивые глаза Антона Павловича. Они снова, после трёх лет разлуки, были вместе». (Татьяна Щепкина-Купер). |