. : История одной картины
. : Тяжелая зима
. : Новая Жизнь
. : Волга
. : Ссора друзей
. : Болезнь. Ялта

ЧЕХОВ И ЛЕВИТАН

Ссора друзей


Тяжёлое время в жизни Левитана и Чехова. За год перед этим Антон Павлович написал свою блистательную Попрыгунью, в которой многие увидели Кувшинникову. Появление рассказа в журнале «Север» подняло большие толки среди знакомых. Одни осуждали писателя за слишком прозрачные намёки, другие злорадно похихикивали. Левитан напустил на себя мрачность, Антон Павлович отшучивался, отвечал на упрёки знакомых: «Помилуйте, моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода». Недоразумение разрослось в ссору. Исаак Ильич перестал встречаться с Чеховым, собирался вызвать его на дуэль. Кто знает, чем бы всё это кончилось, если бы однажды, на второй день нового, 1895 года в мастерскую Левитана в Москве в Трёхсвятительском переулке не приехала Татьяна Щепкина-Куперник.

«Он так обрадовался моему неожиданному появлению, помог снять шубку, освободиться от покупок…

- Танюша!

- Я буквально на минутку! Ну-ну, показывайте, я сгораю от нетерпения, все только и говорят, что на передвижной будут выставлены какие-то удивительные пастели. От вас всего можно будет ожидать!

- Ну, уж и удивительные. Пастель, Танечка, меня вправду увлекла в последнее время.

- Можно?

- Ради Бога, не трогайте, пожалуйста, картины. Нет-нет, нет, они обращены лицом к стене, потому что так им лучше дозревать.

- Понимаю. Это недоговорённые вещи.

- Только, пожалуйста, пожалуйста, не обижайтесь! Милая, несравненная Татьяна! Я работаю сейчас над итальянскими вещами, а они мне, в самом деле, не даются. Всё как будто на месте: горные громады со снегом, живописные озёра, но нет души… Заграница не для меня. Только в России может быть настоящий пейзажист. Нет лучше страны, чем Россия. Писать на чужбине неловко, будто шьёшь на чужой швейной машине. Так говаривал как-то один писатель.

- Кто?

- Чехов говорил.

- Знаете куда я тороплюсь? В Мелихово. К Антону Павловичу.

- Хм-м-м…

Левитан сразу же перестал улыбаться. Потом признался, что очень жалеет о своём разрыве с Чеховым.

- Ну, это же глупейше, Исаак Ильич! Ну, какое право вы имели обидеться? Ну, за что, собственно? Вы, такой… Ну, помните, я сочинила про вас, тогда, в Покровском?

Как со старинного портрета,

К нам из вандейковских времён

В обитель суетного света

Сошёл, и неохотно он,

Как будто сам носил когда-то  

Он чёрный бархатный колет,

Вот так и кажется, что взято

В нём всё из тех далёких лет…

И заострённая бородка,

И выражение тёмных глаз,

Что так рассеянно и кротко

Глядят, не замечая вас…

Покрыты бронзовым загаром

Его суровые черты,

Но всё ж в улыбке есть недаром

Так много детской доброты…

- Ну, разве Рябовский из Попрыгуньи, себялюбивый, чёрствый, похож на вас, такого чуткого, с такой обострённо-тонкой, восприимчивой душой, такого…

- М-м-да… Такой в бухарском халате, с чалмой на голове… И в самом деле я похож на богатого перса, торгующего бирюзой… Мне Чехов говорил…

- Ну вот, вы шутите! А разве наша милая Софья Петровна чем-нибудь похожа на попрыгунью? Антон Павлович, конечно, раскаивается!

- Вы думаете?

- Уверена! Вот что, едемте со мной! Ну, только собирайтесь скорее, мы опоздаем на поезд!

- Как? Прям так и поедем?

- Да вот так вот прямо и ехать… Ну… Мойте вы руки! Мазилка вы эдакий! Ну, ну, ну, и едем! Я уверена, Антон Павлович только и ждёт вашего появления!

- А вдруг в Мелихове не поймут моего порыва, а? И приезд мой будет совсем некстати! Там наверняка полон дом гостей, они будут смеяться над этим!

- Да беру на себя, всё будет кстати! Да собирайтесь же вы!

Исаак Ильич решился. Заволновавшись, он швырнул кисти в ведёрко с керосином, бросился мыть руки... Всю дорогу в поезде он молчал. Мы пересели в сани. Лошади бойко пошли по обкатанной зимней дороге через белый лес, в Мелихово.

- Танечка, а если мы никому не нужны? Глупо сделаем?

Я промолчала. Левитан, ёжась, запрятал лицо в поднятый воротник шубы. Мне передалось его волнение. Я стала жалеть, что слишком погорячилась. Всю остальную дорогу мы оба вздыхали. В сумерках показался низенький Мелиховский дом. Сани с шумом раскатило на повороте, и лошади остановились у крыльца. Залаяли собаки, на колокольчик вышел на крыльцо Антон Павлович, пригляделся, кто это приехал со мной. Левитан нехотя вылезал из саней, зачем-то отряхивался… Друзья с минуту постояли в замешательстве и устремились друг к другу, схватились за руки, пошёл разговор о дороге, о Москве, будто ничего не случилось, ничего между ними вовсе и не было… До ужина прекрасные глубокие глаза Левитана подёргивались слезами. Весело сияли обычно задумчивые глаза Антона Павловича. Они снова, после трёх лет разлуки, были вместе». (Татьяна Щепкина-Купер).