ЧЕХОВ И ЛЕВИТАННовая ЖизньЖизнь, наконец-то, улыбнулась Левитану. То, о чём он тосковал ещё в Салтыковке, 6 лет назад, осуществилось. Игры в горелки, сумерки, когда над садом висел месяц, жаркие споры о литературе, музыкальные вечера, улыбки молодых ласковых женщин, общение с талантливыми друзьями, близость заслуженной славы. Художник был счастлив. Левитану 26 лет. Он уезжает в Крым. «Дорогой Антон Павлович! Как хорошо здесь! Вчера вечером я забрался на скалу, с вершины взглянул на море. И знаете ли что, я заплакал. Заплакал навзрыд! Вот, где вечная красота! Чувствую себя превосходно! И работается хорошо! Привезу целую выставку!» Такое же восторженное письмо Исаак Ильич послал архитектору Шехтелю - строителю Ярославского вокзала в Москве. Тот не на шутку встревожился: - Не думаю, чтоб эта поездка принесла ему пользу, - сказал он Антону Павловичу. - Очевидно, он увлечётся яркостью и блеском красок, и они возьмут вверх над скромными, но зато задушевными тонами нашего севера. Пропащий человек! «Теперь я поселился в Алупке. Ялта мне чрезвычайно надоела. Природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучной, очень хочется на север, в милое Бабкино. Передайте Шехтелю, пусть не беспокоится, я север люблю теперь больше, чем когда-либо, только теперь понял его! Да, не забудьте написать содержание писем Григоровича к вам, его отзыв о вас меня крайне интересует. Да и вообще! Вы такой талантливый крокодил, а пишете пустяки! Чёрт вас возьми!» (Из письма Левитана). Вернувшись из Крыма, Исаак Ильич сразу же торопливо собрался к нам в Бабкино с целым чемоданом блестящих этюдов. - Речка! Вдали лес! Сафонтьево! Вот дорога в Максимовку! Купальня, где мы упустили налима! Всё по-прежнему! Ну, ну, а вот теперь смотрите, Антон, смотри, смотри, Антон, что я привёз. - Ух ты! Талантище ты громадный! Сколько чистого блеска, красок, неподдельного солнца! И не какой слащавости! Крым высветлил твою палитру! Я тебя больше всех современных художников уважаю! Ты знаешь, ты впервые открыл Крым! Да-да-да! Вот, опасаюсь, не скучно ли после цветущего миндаля покажется под нашим северным небом… - Да что ты! Об этих местах были все мои мечты! А вообще-то, признаться, мне уже тесно становится в Подмосковье. Оно затронуло во мне столько заветных струн, тут я созрел, как художник, но в Подмосковье совсем нет огромной водной дали, бесконечных перспектив, могущества… На будущий год еду на Волгу! Вот, где размах, сила! - Конечно, конечно, ты прав! Нужны новые горизонты! Мне вот, мне вот тоже душно… Если бы ты знал, Исаак, до чего осточертела вся эта дребедень, которую я поставляю в обывательские журнальчики… Я не помню ни одного своего рассказа, над которым работал бы более суток… Часто, очень часто, когда читаешь Чехова, приходят на память картины Левитана. Перед путниками вырастает тонкая берёзка, мокрая, голая, как придорожный нищий. Берёзка пролепечет что-то остатками своих жёлтых листьев, один листок сорвётся и лениво полетит к земле. Чехов и Левитан, их многолетняя, на всю жизнь дружба обогащалась взаимным влиянием, общностью, в значительной степени, интересов, симпатией, идейных позиций, творческих судеб. Оба они самозабвенно любили русскую природу. Антону Павловичу были нужны, как воздух, леса, реки, стога сена в полях. Природа вызывала в нём радостный душевный подъём. Как и Левитан, Чехов был большим любителем рыбной ловли. Часто в дни отдыха мы часами просиживали с удочками. Тишина, шёпот листвы и журчание речки навевают какое-то элегическое настроение. Левитан кладёт удочку и начинает декламировать что-нибудь из Тютчева, Никитина или Алексея Толстого. Это были его любимые поэты, и он знал наизусть множество красивых их стихов. Хорошие минуты. (Мария Чехова). |
Биография
Следующая>>> |