Биография Врубеля



 Фотография Врубеля 1900-е годыБудущий художник родился в 1856 году - в год коронации Александра II Освободителя; последние его произведения созданы в 1906 году, то есть во время первой русской революции, события которой никак не могли волновать тогда уже безвозвратного затворника дома скорби. Первые вполне самостоятельные произведения относятся к 1884-1885 годам. Таким образом, период творческой активности Врубеля сравнительно невелик - чуть более двадцати лет.
Врубель долгое время казался появившимся именно неизвестно откуда. Затруднительно казалось определить происхождение его стиля, его индивидуальной манеры. На поверхности этот индивидуальный стиль легко узнаваем: это манера трактовать видимые формы в виде мозаики мазков, кубизированная орнаментация объемной формы. Впоследствии, уже после смерти Врубеля, русские критики любили говорить о том, что именно Врубель был провозвестником кубизма.
Творчество Врубеля - это вариант возрождения романтизма на почве академического понимания формы. В этой связи - знаменательный биографический момент. Последние слова Врубеля, обращенные к служителю, опекавшему его в лечебнице, были: «Собирайся, Николай, поедем в Академию».
Мать Врубеля - А.Г. ВрубельМать Врубеля умерла, когда мальчику было три года. Когда ему было семь, отец женился вторично. Мачеха Елизавета Христиановна (урожденная Вессель) - серьезная пианистка с хорошей школой, и маленький Врубель был ее внимательным слушателем. Внутрисемейные отношения, насколько можно судить по сохранившимся свидетельствам, были вполне благополучны; интонация врубелевских писем, когда дело касается семейственных и родственных отношений, в своей почтительности лишена какого бы то ни было притворства, равно как и неискренних преувеличений. Но теплые дружественные отношения Врубель сохранил впоследствии лишь со старшей сестрой Нютой: она была воистину добрым гением художника.Врубель.Портрет Настеньки врубель Именно из переписки с ней, а также из ее воспоминаний мы узнаем о ранних проявлениях артистической натуры будущего художника, о тех моментах житейской биографии, которые существенны для понимания его творческого становления и облика. Вообще, по воспоминаниям сестры, «элементы живописи, музыки и театра стали с ранних лет его жизненной стихией».
Отец Врубеля - строевой офицер, участвовавший в Крымской кампании, впоследствии избрал стезю военного юриста; долг службы требовал частых перемещений: Врубель родился в Омске, закончил гимназию в Одессе. Художественные задатки, видимо, были обнаружены рано; во время кратковременного пребывания в Петербурге отец водил восьмилетнего мальчика в рисовальные классы Общества поощрения художников, годом позже в Саратове он занимался у частного педагога, обучавшего его рисованию с натуры, потом посещал рисовальную школу в Одессе.
По сохранившимся врубелевским письмам гимназического периода вырисовывается довольно отчетливый образ: типичный отличник, отчасти в меру, приличную естественному юношескому кокетству, - пижон, общительный, начитанный, с многообразными музыкально-театрально-литературными интересами, щеголяющий иностранными словечками и комичными галлицизмами, играющий красотами эпистолярного слога не столько от избытка литературной фантазии, сколько от желания быть забавным в скучном жанре родственной переписки.
Окончив гимназию с золотой медалью, Врубель в 1874 году поступил на юридический факультет Петербургского университета. В первые годы университетской учебы ему довелось быть гувернером и домашним учителем в семействе, с которым летом 1875 года он совершил первую заграничную поездку в Швейцарию, Германию и во Францию.
Увлечение любительским рисованием продолжалось и в этот период. Образцами для подражания служили не произведения «большого искусства», а образы и стилистика журнальной репродукционной гравюры. Отсюда - пристрастие к иллюстрированию популярных литературных произведений, а в формальных приемах - театрализованная патетика и щеголеватый штрих, имитирующий движение резца по металлу.Врубель.Свидание Анны Карениной с сыном. 1878 Например, в исполненном пером рисунке Свидание Анны Карениной с сыном (1878). Уже здесь, в этом раннем произведении есть то, что будет отличать сочинения Врубеля всегда: любовь к подробностям, вкус к сочинению «околичностей». Закрученные в орнаментальный узор с ломкими гранями складки одеяния, смятая драпировка на стуле, брошенные на ковер зонтик и перчатки образуют мастерски исполненную натюрмортную постановку, где предметы кажутся наэлектризованными энергией мятежных страстей, они выражают их даже более красноречиво, чем устрашающие, но при этом достаточно банальные позы, жесты и лица участников сцены.
Талант и призвание, наконец, взяли свое: по окончании университета, после отбытия воинской повинности, осенью 1880 года Врубель поступил в петербургскую Академию художеств, где с 1882 года начал занятия в классе профессора Павла Петровича Чистякова - всеобщего учителя, как называл его Илья Репин, так как у него учились и сам Репин, и Василий Суриков,
и Василий Поленов, и Валентин Серов, и Виктор Васнецов, и Врубель.

В.А. Серов, М.А. Врубель, В.Д. ДервизДолгое время Врубель был известен как талантливый и умелый декоратор, да и то лишь узкому кругу друзей и заказчиков. Для нас «популярный» Врубель начинается с 1890 года, когда в Москве был написан Демон сидящий и созданы иллюстрации к произведениям Лермонтова в юбилейном издании к пятидесятилетию со дня смерти поэта. Однако в своей текущей современности, до 1896 года, до скандала с панно на нижегородской выставке, он являлся, так сказать, «придворным художником» Саввы Мамонтова; он - одна из заметных фигур в абрамцевском кружке, он оформлял интерьеры особняков московских меценатов и буржуа, имея узкий круг клиентов, но он не участвовал в выставках, и «широкая публика» о нем не знала. В 1896 году перед этой «широкой публикой» предстал уже крепкий, сложившийся художник и выдающийся мастер. Произошло это вдруг, неожиданно - здесь тоже один из моментов биографии, прибавляющий яркости легендарному ореолу вокруг имени Врубеля.

Врубель - художник трех столиц. Он учился в Петербурге; первые крупные произведения были созданы в Киеве; наконец, он долгое время работал в Москве, а в широкий общественный свет он вышел в качестве экспонента «Мира искусства», объединения именно петербургского, то есть его произведения снова вернулись в Петербург. Подобное географическое разнообразие не свойственно другим мастерам. Но важно не это. Важно то, что он везде - «как беззаконная комета в кругу расчисленном светил», он всегда отмечен знаком принадлежности какому-то другому миру, чем тот, который привычен и понятен окружению, в котором он в данный момент оказывался.

Автопортрет 1905Академический педагог Чистяков говорил, что Врубель у него «перепекся», то есть усвоил его систему как-то «слишком». Но где бы он ни появился, в нем всегда был ощутим некий «излишек»: в Киеве он петербуржец; в Москве, еще сохранявшей дух и характер поленовского Московского дворика, он, прошедший школу киевского орнаментально-декоративного монументализма, слишком смел и одновременно витиеват.

Учиться в Академию Врубель пришел сравнительно взрослым уже человеком. В класс Чистякова он попал одновременно с Серовым, будучи почти на десять лет того старше: за его спиной университет и сравнительно долгий период дилетантских упражнений в рисунке.
Именно Чистяков рекомендовал его как способного мастера композиции Адриану Прахову, который тогда руководил реставрацией древних церквей и фресок в Киеве, а впоследствии курировал художественную часть исполнения росписей во Владимирском соборе. Так Врубель оказался в Киеве. И вот недавний еще ученик Академии, не имеющий опыта работы в монументальном роде, всего за один год создал ряд монументальных композиций: Сошествие Святого Духа на апостолов, Оплакивание, иконостас для Кирилловской церкви, дописал, имитируя мозаику, одного из ангелов в барабане Софийского собора, через два года исполнил орнаменты на столбах Князь-Владимирского собора, уже тогда приводившие в изумление свободой сочинительской фантазии.

В то самое время, когда Врубель поступил в мастерскую Чистякова, начали издаваться альбомы Библейских эскизов - поздней работы Иванова, которая до тех пор была абсолютно неизвестна. И у Иванова, и у Врубеля - акварели, эскизы к росписям храма. Но Врубель буквально по всем статьям противоположен Иванову. У Иванова ангелы полностью соответствуют значению их греческого имени, они - вестники, их миссия, служба - осуществлять связь между небесным и земным мирами. Врубелевский ангел - если и вестник, то, как говорил Блок о самом художнике, «весть его о том, что в синелиловую мировую ночь вкраплено золото древнего вечера».Ангел с кадилом и свечой. 1887 Ангелы у Иванова, исполняя свою службу возвестителей Слова-Логоса, олицетворяют самый дух сообщительности. Врубелевский герой - бездеятельный, пребывающий в самоуглубленном одиночестве ангел безмолвия. И, наконец, этот ангел оказывается близок его демонам, в частности Демону поверженному. Имея в виду метаморфозу, которая произошла с обликом Демона - от Демона сидящего, мощного атлета, к Демону поверженному, хрупкому, изломанному, бледному существу в закатных лучах, - мы вынуждены будем отметить его поразительное сходство с киевским Ангелом с кадилом и свечой.

У Врубеля была манера трактовки форм в виде своего рода объемного орнамента. Он предлагал воображению зрителя двигаться к узнаваемо-известному через неузнаваемо-загадочное, к похожему через непохожее. Эта манера предполагала невероятно развитую и тренированную зрительную память, видение будущей картины в умозрении целого, то есть дедуктивный метод продвижения к зрительному подобию - от общего к частному. Эту манеру и процесс рисования весьма точно охарактеризовал Константин Коровин: «Отмерив размер, держа карандаш или перо, или кисть как-то в руке боком, в разных местах бумаги наносил твердо черты, постоянно соединяя в разных местах, потом вырисовывалась вся картина. Меня и Серова поражало это.
- Ты знаешь костюм и убор лошади? - спросил я, увидев средневековую сцену, которую он поразительно нарисовал.
- Как сказать, - ответил Врубель, - конечно, знаю в общем. Но я ее вижу перед собой, и вижу такую, каких не было...

Он мог рисовать пейзаж от себя, только увидев его одну минуту. Притом всегда он твердо строил форму. Врубель поразительно рисовал с натуры, но совершенно особенно, как-то превращая ее, раскладывая, не стремясь никогда найти протокол». Этой манерой Врубель поразил своих московских друзей сразу, уже в первых своих московских «сеансах», например, когда работал над иллюстрациями к произведениям Лермонтова: «Я видел, - писал Коровин, - как он остро, будто прицеливаясь или что-то отмечая, отрезывая в разных местах на картоне, клал обрывистые штрихи, тонкие, прямые, и с тем же отрывом их соединял. Тут находил глаз, внизу ковер, слева решетку, в середине ухо и т. д., и так все соединялось, соединялось, заливалось тушью - и лицо Тамары, и руки, и звезды в решетках окна. Он сам был напряжение, внимание, как сталь были пальцы. Он весь был как из железа, руки как-то прицеливались, делали удар и оставались мгновение приставшие к картону, и так каждый раз. Сам он делал, как стойку делает породистая легавая: вот-вот улетит дичь. Все-все, все восточные инструменты, костюмы были у него в голове». Удивление - постоянная интонация в воспоминаниях одного из самых от Врубеля далеких по стилистике художников, но в то же время автора самых содержательных и интересных о нем воспоминаний - Коровина. Они передают общую атмосферу, настроенность, которая окружала Врубеля в околохудожественной среде и в среде коллег.

Автопортрет.1885Вспоминая, быть может, лермонтовского Героя нашего времени, Врубель как-то сказал: «Я - фаталист». Печатью фатума отмечены не только персонажи, сюжеты и темы врубелевских произведений. На протяжении всего жизненного пути Врубеля сопровождают странные, фатальные совпадения. Вот несколько примеров.
С 1882 года Врубель занимался в классе Павла Чистякова. Тот рекомендовал его как способного мастера композиции Адриану Прахову, руководившему тогда реставрацией древних церквей и фресок в Киеве, а впоследствии курировавшему художественную часть исполнения росписей во Владимирском соборе. Врубель оказался в Киеве, и первой его крупной монументальной работой стала фреска Сошествие Святого Духа на апостолов на хорах Кирилловской церкви. В 1902 году, уже в начале болезни, приехав в Киев и посетив Кирилловскую церковь, Врубель заметил: «Вот, в сущности, то, к чему я должен был бы вернуться», имея в виду монументальный стиль своих росписей. Но дело в том, что Кирилловская церковь уже тогда, когда Врубель в 1885 году выполнял свою роспись, находилась на территории лечебницы для душевнобольных. Само изображение апостолов в Сошествии Святого Духа посвящено мистической ситуации, и Врубель трактовал это событие как почти натуралистическую сцену заседания некоей мистической секты, которая проникнута иррациональными токами: это люди в ситуации выпадения из обычного жизнеощущения, иначе говоря - сумасшедшие. Продолжением этого совпадения является то, что тогда же, когда Врубель изъявил желание вернуться к тому, что делалось им в Киеве, где он начинался как художник, в том же самом Киеве умер его маленький сын. Это роковое биографическое событие имеет какой-то странный отсвет в искусстве Врубеля, ибо написанный несколько ранее портрет сына (1902), преисполнен недетской прозорливости, которая сближает его личико, подобное лику, с ликом Христа в иконе Богоматерь с Младенцем, выполненной для той же Кирилловской церкви в 1885 году.Врубель.Богоматерь с Младенцем, 1885

Эта взаимопроницаемость странностей врубелевской жизненной судьбы и его искусства, причем в самых значительных и принципиальных его художественных выражениях, конечно, тоже принадлежит к редким, интригующе загадочным явлениям. Врубель, по воспоминаниям нескольких мемуаристов, не любил и даже терпеть не мог живопись Николая Ге. Но, женившись на Надежде Забеле, он оказался в родстве с семейством Ге (сестра Надежды Ивановны была замужем за сыном Ге). И Врубель, опять-таки волею судьбы, летом несколько раз работал в мастерской Ге на хуторе близ Чернигова, где был написан ряд значительных и знаменитых произведений. Примечательно, что пребывание в мастерской покойного художника заставило Врубеля вспомнить ночной колорит поздних произведений Ге и способствовало обращение к ночным сценам, ночному колориту. Так возникли в конце 1890-х годов его живописные «ноктюрны» - Сирень, К ночи, Пан, Царевна-Лебедь. Но вместе с тем это непосредственное столкновение с искусством Ге чрезвычайно заострило соответствия-контрасты, существовавшие между творчеством Врубеля и Ге. Так, Ге в 1890 году картиной «Что есть истина?» начал свою страстную серию. И ровно в том же году, ничего не ведая про Ге, Врубель написал своего Демона сидящего. Ге своим страстным циклом, в сущности, завершил и исчерпал ивановскую традицию актуальной трактовки евангельских сюжетов, а Врубель, взамен этого, на этом месте, как будто угадав, что делает Ге, написал Демона, потому что следующий естественный шаг от христологического цикла и христианской темы - это переход к теме демонической.

Михаил Врубель и Н.И. Забела-ВрубельБолее того, еще в Киеве, начиная работу над своим Демоном, Врубель упоминал в одном из писем, что он пишет «нечто демоническое», но не того Демона, которого создаст впоследствии. Стало быть, уже тогда в его воображении вырисовывалась идея цикла картин. Идея эта была осуществлена значительно позже, в конце 1890-х - начале 1900-х годов, Демоном летящим и Демоном поверженным. Но тем самым Врубель подхватил и продолжил саму идею цикла: если Ге создал цикл произведений на тему Страстей Христа, то Врубель, по контрасту, - цикл на демоническую тему. Возврат в конце 1890-х годов к демонической теме сопровождался воспоминанием о ночных сценах Ге. Но если Ге изображал ночь, о которой говорится «глухая тьма», - ночь однообразно-монотонную, то Врубель показывал волшебство ночи, извлекая из тьмы поразительное красочное богатство. Подобно тому, как сходство с Ге в 1890 году - это сходство по противоположности, так же и в воплощении стихии ночи, в отношении к ночному колориту как живописной теме Врубель выступил антиподом Ге, при этом как будто бы продолжая мысль предшественника.

Врубель весь состоял из парадоксов. Легкомысленное богемное существование - и вместе с тем чрезвычайно серьезное отношение к ремеслу. Но при этой серьезности мастера, ревниво относящегося к тому, что выходит из-под его руки, - беспечное отношение к судьбе готовых произведений: то, что уже было сделано и выпущено из рук, для него не имело цены.Врубель.Царевна-Лебедь. 1900

Это был человек умный и глубокий, хорошо знавший классическое искусство и литературу, говоривший на нескольких языках, открывший для среды, в которой он обитал, например, Генрика Ибсена, который был его любимым писателем. Он был открыт и легок в общении, но при всем том от него исходила гипнотическая сила, как если бы он обладал каким-то тайным знанием, которое не считал возможным и нужным выражать и развивать даже перед своими коллегами. И это действительно накладывало на его личность печать интригующей загадочности. Загадочное было заложено природой в его натуре, в этом изяществе ума, но он, видимо, еще и любил интриговать и удивлять окружающих, и, может быть, те странности, которые отмечают его биографы, были своего рода розыгрышами в духе черного юмора. Его парадоксальность можно почувствовать, сопоставляя, например, его высказывания об искусстве. Он высоко оценивал свой портрет Саввы Мамонтова и, увидев его через несколько лет после написания в мамонтовской коллекции, писал жене, сопоставляя его с висевшими рядом портретами Серова, что Серов «берет верный тон, верный рисунок; но ни в том, ни в другом нет натиска (Aufschwung), восторга». Отсюда вроде бы следует заключить, что, по мнению Врубеля, произведение искусства творится по вдохновению, в каком-то восторженном, эйфорическом подъеме духа. Но вот что писал Врубель еще во времена пребывания в Академии: «Вдохновение - порыв страстный неопределенных желаний - есть душевное состояние, доступное всем, особенно в молодые годы; у артиста оно, правда, специализируется, направляясь на желание что-нибудь воссоздать, но все-таки остается только формой, выполнять которую приходится не дрожащими руками истерика, а спокойными ремесленника. (Пар двигает локомотив, но не будь строго рассчитанного сложного механизма, не доставай даже в нем какого-нибудь дрянного винтика, и пар разлетелся бы, растаял в воздухе, и нет огромной силы, как не бывало.)»

Итак, искусство творится «не дрожащими руками истерика, а холодными ремесленника». То есть еще в те самые «молодые годы», когда начинающие артисты особенно склонны доверяться «порывам вдохновенья», Врубель отчетливо разделял одержимость, восторг и холод мастерства. Эти дефиниции находятся как будто бы в разительном противоречии.

Вообще замечания Врубеля об искусстве, рассыпанные в его письмах и оставленные мемуаристами, складываются в интереснейший и стройный комплекс суждений в чрезвычайно емких, глубоких, отточенных формулировках, что делает его эпистолярное наследие одним из самых замечательных памятников в литературе подобного рода.

наверх