Письмо из Тарусы (№1)
Есть у нас в стране много маленьких городов. В прежние времена их называли захолустными - все эти Новосили, Сапожки, Хвалынски и Тарусы. Отзывались о них пренебрежительно («медвежьи углы», «сонное царство», «стоячее болото») или, в лучшем случае, с некоторым снисходительным умилением перед их живописной провинциальностью - перед домишками с пылающей на окнах геранью, водовозами, церквушками, вековыми дуплистыми ивами и заглохшими садами, где буйно разрастались крапива и лебеда.
Жизнь в этих городах была большей частью действительно сонная, скопидомная и незаметная. Трудно было подчас понять, чем занимаются и как прозябают их обитатели.
Сейчас почти все эти города объявлены районными и стали центрами сельскохозяйственной жизни прилегающей к ним округи. Но несколько пренебрежительное отношение к ним существует и поныне.
Всё, что будет рассказано ниже, относится к городу Тарусе Калужской области. Я беру этот город в качестве типического примера.
Таких городов, не нашедших ещё своего настоящего места в нашей действительности, у нас немало. Живут эти города на крохи из «области», как бедные родственники, мыкаются, латают дыру на дыре и представляют собой грустное зрелище ничем не оправданной заброшенности.
А между тем у каждого из этих городов есть возможности как для своего благосостояния и расцвета, так и для того, чтобы внести долю, в общегосударственную жизнь.
Чем объяснить непонятное безразличие к этим городам? Прежде всего леностью мысли и незнанием местных возможностей, вернее, пренебрежением этими возможностями во имя погони за журавлём в небе. А «журавль» этот для большинства областных и районных руководителей есть мечта о превращении каждого такого городка в могучий индустриальный узел, независимо от того, нужно это или нет и есть ли для этого необходимые предпосылки.
Руководители таких городов страстно мечтают о том, чтобы у них обязательно возникли большие промышленные предприятия, и полагают, что в этом одном и заключается смысл существования малых городов.
Мечтают они об индустриализации и добиваются её не всегда по доброй воле. К этому их понуждают «вышестоящие товарищи» из области, а иногда из Москвы. Попросту эти вышестоящие товарищи не дают малым городам тех денег, которые необходимы им до зарезу по здравому хозяйственному смыслу. Не дают на том основании, что города эти лишены промышленного значения и потому как бы и вовсе не нужны.
Разговор всегда примерно один и тот же: «Если бы у вас были заводы или другие какие-нибудь предприятия, тогда дело другое. Тогда и были бы для вас молочные реки с кисельными берегами. А что вы из себя представляете? Что? Только картошкой и заняты. На что вам лишние деньги! Проживёте и так, не помрёте».
Я убеждён, хотя бы на основании своего небольшого опыта жизни в таких городах, что почти каждый из них обладает скрытыми от скучного и нерадивого глаза возможностями. И именно в этих скрытых возможностях и коренится значение каждого города в общей жизни страны и в её экономике. Нужно только эти возможности вскрыть, вытащить из-под спуда, открыть в нашей стране сотни существующих и неизвестных маленьких Америк - вот этих самых районных городов.
Попытаюсь сделать это по отношению к Тарусе.
Городок этот принадлежит сейчас к Калужской области (после того как его перебрасывали то в Тульскую, то в Московскую). Стоит он на высоких горах над Окой и над удивительными по своей широте и прелести луговыми и лесными заокскими далями.
У Тарусы есть своя слава. Издавна она была известна, с одной стороны, своими базарами, обилием хлеба, овощей и фруктов, яиц и битой птицы, с другой - красотой как самого города, так и его окрестностей. Эта вторая слава была сильнее первой.
Она была вполне заслуженной. Пожалуй, нигде поблизости от Москвы не было мест таких типично и трогательно русских по своему пейзажу. В течение многих лет Таруса была как бы заповедником этого удивительного по своей лирической силе, разнообразию и мягкости ландшафта.
Недаром ещё с конца XIX века Таруса стала городом художников, своего рода нашим отечественным Барбизоном. Здесь жили Поленов и тончайший художник Борисов-Мусатов, здесь живут Крымов, Ватагин и многие другие крупные наши художники. Сюда каждое лето приезжает на практику молодёжь из московских художественных институтов.
За художниками потянулись писатели и учёные, и Таруса сделалась своего рода творческой лабораторией и приютом для людей искусства и науки.
Из этих двух слагаемых - сельского хозяйства и природной красоты - и должен быть определён, как принято выражаться, «профиль» (а говоря по-русски, «облик») будущей Тарусы, пути её развития и благоустройства.
Город нельзя оторвать от колхозной жизни. Он врос в неё всеми своими корнями. В Тарусском районе девятнадцать довольно мощных колхозов, но работа в этих колхозах поневоле происходит так, будто у нас нет никаких передовых методов в этом деле. Колхозы не электрифицированы .
Доказывать необходимость электрификации колхозов, конечно, нелепо, но всё же я приведу маленький пример. Каждая доярка в колхозе, выдаивающая десять коров, может работать не больше пяти лет. После этого срока руки у неё слабеют, и она выходит из строя. Нужна электрическая дойка, но её нет, так как нет энергии.
Рядом с Тарусой проходят три высоковольтные линии, одна даже в черте города, но никакими силами не удаётся добиться постройки подстанции, чтобы дать ток колхозам и городу. На все хлопоты, домогательства и просьбы, на все бесспорные доказательства, что при электрификации колхозы Тарусского района легко добьются прекрасных урожаев и удоев и смогут, кроме того, начать переработку сельскохозяйственных продуктов на масло, сыр, консервы и прочее, Тарусе отвечают решительным отказом с той же вечной ссылкой, что у Тарусы, мол, нет крупных промышленных предприятий и потому электрическая энергия ей не нужна.
Не такое уж большое дело - постройка подстанции, а с ним бьются и мучаются уже несколько лет. В конце концов у людей, опускаются руки и появляется мысль, что бороться за подстанцию, очевидно, бесполезно и бессмысленно.
Впечатление остаётся такое, что эта борьба за электрификацию района считается «в верхах» чистым донкихотством.
В самом городе работает жалкая электростанция, так называемая «тарахтелка», дающая ток только шесть часов в сутки, и то по неслыханно дорогой цене: два рубля* четырнадцать копеек за киловатт-час.
В результате каждая организация заводит свою «карманную» электростанцию. Их в Тарусе набралась уже добрая дюжина, и они распыляют и сосут каждая сама по себе множество государственных средств.
Расцвет сельского хозяйства в районе немыслим без дорог, а их, по существу, нет. Вернее, они в таком ужасающем состоянии, что стали не средством связи между городом и колхозами, а средством (особенно осенью, зимой и весной) полного разобщения.
Всё время приходит на память приобретшая уже более чем столетнюю давность мечта Пушкина: «Авось дороги нам исправят». Нет, не исправили и не исправляют.
На приведение дорог в порядок Таруса просит гроши - всего триста тысяч рублей. Ей же дают семьдесят тысяч. На эти деньги можно только кое-как залатать единственную связь Тарусы с миром (если не считать летнего сообщения по Оке) - дорогу из Тарусы в Серпухов. На ней ежегодно ломается столько машин и тратится впустую столько человеческой энергии, что потери от этого превышают, конечно, стоимость новой дороги.
Всё это на языке бескрылых работников называется «разумным хозяйствованием», а на языке простых и нормальных людей - глупостью (скажем мягче - недомыслием), граничащей подчас с преступлением.
Электричество и дороги - вот два важнейших звена, которые могут дать смысл здешней жизни и превратят беспомощное захолустье в цветущий край. Мне могут сказать: пусть Таруса подождёт. Но нельзя забывать, что оттяжка времени связана в геометрической прогрессии с оскудением.
Сельское хозяйство - это одно лицо Тарусы, требующее лишь небольшого внимания со стороны тех, кому поручена правительством и народом прекрасная наша калужская земля.
О втором лице города и района разговор придётся вести в несколько популярном тоне, так как до сих пор этот вопрос «не доходит» до сознания большинства хозяйственников, – тех хозяйственников, весь жизненный кодекс которых определяется не задачами создания нового строя в нашей стране, не велениями народа, а одним только понятием выгоды. Что выгодно, что «рентабельно», что доходно - то благо, а всё прочее есть гиль и занятие для чудаков.
Всем известно, что у нас каждый трудящийся имеет право на отдых. Но для того, чтобы воспользоваться этим правом, нужны нетронутые, отдохновенные и живописные места. Такие места главным образом находятся на юге. Но у нас есть много людей, которые не променяют скромное очарование Средней России ни на какой ослепительный и несколько лакированный юг. Для иных мокрые гроздья черёмухи в деревенском саду, отражение месяца в лесном озере и грибной воздух берёзовых чащ гораздо милее запаха магнолий и снежных вершин Кавказа.
Кроме того, далеко не все могут отдыхать в домах отдыха. Их быт и их режим стеснительны для людей, привыкших общаться с природой, - для художников, охотников, рыболовов. Да и, говоря откровенно, многих отпугивает тот несколько пошловатый и шумный стиль жизни, ставший почти обязательным для некоторых домов отдыха, с их постоянными танцульками, затейниками, флиртом и утомительным вынужденным соседством со случайными людьми. Что делать в таких домах отдыха человеку, склонному проводить свой отдых в сосредоточенности, в чтении, в наблюдении природы, в подлинном веселии или тишине?
Такие люди проводят отдых самостоятельно. Таруса как бы создана для такого отдыха. Недаром летом население города увеличивается вдвое за счёт приезжих из Москвы, Ленинграда и других городов.
Второе лицо Тарусы - это город отдыха, но отдыха подлинного, полного. Места вокруг Тарусы поистине прелестны. Тарусу давно следовало бы объявить природным заповедником. Мы до сих пор упорно пренебрегаем красотой природы и не знаем всей силы её культурного и морального воздействия на человека, забываем, что патриотизм немыслим без чувства родной природы и без любви к ней.
Прекрасный ландшафт есть дело государственной важности. Он должен охраняться законом. Потому что он плодотворен, облагораживает человека, вызывает у него подъём душевных сил, успокаивает и создаёт то жизнеутверждающее состояние, без которого немыслим полноценный человек нашего времени.
Соединение всех трёх аспектов Тарусы - богатого земледельческого района, города отдыха и заповедника русской природы - вот путь к тому, чтобы тихий этот городок со всей округой ожил и занял своё законное и необходимое место в жизни нашей страны.
Как же выглядит сейчас этот город, обладающий такими своеобразными особенностями? Довольно уныло, чтобы не сказать больше.
В городе нет воды, нет водопровода. Жители берут воду из трёх резервуаров, куда по трубам, построенным ещё при Екатерине Второй, стекает вода из отдалённого ручья. Вода эта плохая, жёсткая. По заключению экспертов, пить её вредно, так как она вызывает болезни щитовидной железы (самая распространённая болезнь в Тарусе).
Резервуары устроены внизу, а город лежит на горах. Жителям приходится таскать воду на коромыслах иногда в два-три километра.
Зимой от резервуаров тянутся по обледенелым горам вереницы женщин, преимущественно дряхлых старух, запряжённых в салазки. Они тащат на салазках кадки с водой, надрываются, скользят, падают, расплёскивают воду и часто плачут от усталости и огорчения.
Вода здесь на вес золота. А готовый проект хорошего водопровода спокойно отлёживается на утверждении в Калуге, и деньги на постройку водопровода Калуга отпускает (вернее, обещает отпустить) гомеопатическими дозами. Стоимость водопровода - 1 300 000 рублей. Калуга же пока согласилась отпустить только 100 000 рублей. Очевидно, постройка водопровода займёт в лучшем случае тринадцать лет. Таковы калужские темпы, совершенно не те, конечно, о каких, захлебываясь, пишут газеты. Кстати, надо заметить, что рыть колодцы в Тарусе бесполезно. Подпочвенная вода лежит очень глубоко, и колодцы к лету пересыхают. Поэтому колодцев очень мало.
Город обветшал. После революции в Тарусе не было построено ни одного дома, хотя сто двадцать семей рабочих и служащих ютятся в трущобах. Вот уже три года строится единственный трёхэтажный дом. Нет денег, нет материалов. Всё это достаётся с великим, непосильным трудом.
Об архитектуре этого дома не стоит и упоминать. Как говорится, «не до жиру, быть бы живу». Четыре плоских стены, крыша - и всё. Таков этот «радостный» стиль.
Местные работники бьются как рыба об лёд, чтобы хотя бы немного преобразить свой город. Но все их благие желания пресекаются страшным словом «смета». Смехотворная смета, на которую город едва-едва может влачить жалкое существование.
А в результате - больница без электрического света, пользоваться рентгеном нельзя, инструменты для сложнейших операций кипятятся на керосине. Единственная средняя школа помещается в трёх домах, тёмных и тесных, а учеников в ней - восемьсот человек. Пекарня выпекает вдвое меньше хлеба, чем нужно, и город иногда, особенно летом, сидит без хлеба. Приходится привозить хлеб из Серпухова. Мусор валят где попало, нет средств вывозить его за город. Тучи пыли вздымаются на улицах во время ветра, как извержение.
Правда, городской садовник-энтузиаст разбил над Окой городской сад и постепенно обсаживает улицы липами и тополями. Но по следам садовника часто идут хулиганы и ломают высаженные деревца под улюлюканье, рёв гармошки и хохот.
Нравами Таруса похвалиться не может. Но это общая беда всех небольших городов. Милиция предпочитает вести себя уклончиво.
О культурной работе трудно говорить, - на неё нет денег. Из ничего ничего не сделаешь.
Меня могут обвинить в том, что я выношу сор из избы. Да. Его давно пора вынести и сжечь, а не прятать под спудом и отравлять им жизнь талантливых и честных советских людей. А таких людей в Тарусе много - и великолепных садоводов, и энтузиастов-учителей, и мастеров, которые действительно способны подковать английскую блоху. Недаром от Тарусы до Тулы - родины лесковского Левши - не так уж далеко.
Печальнее всего обстоит дело с охраной природы. Тут столько бестолочи и безобразия, что не знаешь, с чего и начать.
Леса, преимущественно колхозные, уничтожаются. Через несколько лет их почти не останется.
Недавно произошёл такой случай. Один из колхозов до зарезу нуждался в верёвках, а купить их было не на что (смета такой расход не предусматривала). Тогда колхоз продал на корню свой колхозный лес под сплошную вырубку. И прекрасный лес пропал.
Закон о водоохранных лесах не соблюдается. Леса тают на глазах, и в связи с этим закономерно вступает в силу закон эрозии - вымывания и распыления плодородной почвы. На днях здесь прошёл ливень. Он длился около суток, и Ока превратилась в бурый поток густой глины. Тысячами тонн она уносила в течение нескольких дней смытую ливнем плодородную почву, и, пожалуй, не было ничего зловещее этого зрелища опустошения земли.
Что говорить о красоте ландшафта, если в черте города работает огромная каменоломня. Она взрывает берега Оки толом, валит береговые леса, необратимо обезображивает пейзаж, расшатывает сильными взрывами дома, оглушает жителей города.
Надо полагать, что, очевидно, наличие каменоломни с её запасами взрывчатки в самом городе очень «рентабельно», а до красоты пейзажа и жителей города хозяйственникам нет дела. По их мнению, все, кто пытается говорить об этом, или враги, или сумасшедшие. Выгода прежде всего.
Все берега Оки от Серпухова до Тарусы и Алексина сносятся и уродуются каменоломнями, грохочут взрывами, и больно видеть стиснутую этой опустошённой, поставленной дыбом землёй прелестную усадьбу и музей художника Поленова. Непонятно, как хозяйственники до сих пор не взорвали и её. «Подумаешь, какая невидаль Поленов. Чего-то там мазал красками». И, наконец, последнее, о чём следует не говорить, а просто кричать, - это о безобразном обращении с Окой - чудесной, второй после Волги нашей русской рекой, колыбелью нашей культуры, родиной многих великих людей, именами которых гордится с полным правом весь наш народ.
Мало того что берега Оки опустошают с какой-то, я бы сказал, садистской яростью, но и воду её безнаказанно и систематически отравляют калужские и алексинские заводы. Рыба или уходит (как ушла совсем из Оки стерлядь), или гибнет массами. С некоторых пор пойманная в Оке рыба начала пахнуть одеколоном -от сточных вод парфюмерной фабрики в Калуге - и ещё какими-то химическими и убийственными запахами.
Заводы ведут себя попросту нагло. Очевидно, они почитают себя государством в государстве. Никакие приказы, никакие меры не помогают.
Большего наплевательства по отношению к своей стране и народу, большего безразличия к своей стране и её природным богатствам трудно себе представить.
Всё, о чём я рассказал выше, - дело людей с холодной кровью и мёртвыми глазами. Они ещё есть. Но всё это легко исправимо. Необходимо внушить всем работникам, что не всегда выгода является единственным мерилом в деле построения коммунизма и превращения Советского Союза в богатую, тучную, красивую страну с великолепными пастбищами и лугами, лесами, чистыми реками, богатыми полями и лёгким свежим воздухом.
Необходимо полное внимание к малым городам. Надо превратить их из бедных родственников в полноценных граждан и дать простор развитию всех их возможностей.
Превращение Тарусы в город органического слияния передового сельского хозяйства с городом отдыха, превращение района Тарусы в заповедник исключительного по своей живописной силе русского ландшафта - всё это осуществить легко. Было бы только желание. Но откладывать это дело нельзя, так как через несколько лет уже будет поздно.
1956
Второе письмо из Тарусы
Пока не поздно
Писать об этом спокойно нельзя. Поэтому я заранее прошу не удивляться резкости моих высказываний. Неразумное опустошение земли слишком редко наказывается по заслугам.
У меня очень небольшой, но в какой-то мере характерный опыт в деле борьбы с опустошением земли. Я много писал об охране природы, об охране земли, вод и воздуха, об охране красоты русских рек, лесов и полей. Писал в меру своего разумения, своей горечи и гнева и своей любви к нашей удивительной - величавой и одновременно нежной - земле, к нашему пейзажу, равных которому нет нигде в мире.
Нужен общесоюзный закон об охране природы, ясный и беспощадный. Иначе опустошение её остановить не удастся.
Человек, не внимательный к своей стране, вправе спросить, - в чём же это опустошение? Я на основании своего опыта предвижу кислые гримасы и возражения примерно такого характера: «Какое там опустошение! Ну, вырубили, например, в Тарусском районе за последние годы всю сосну. Подумаешь, какое горе! Ну, в Оке погибла начисто стерлядь и с фантастической быстротой исчезают судак, лещ и даже самый непритязательный окунь. Подумаешь, большое дело! Из-за каждого пустяка подымает крик».
Прежде чем назвать здесь бесспорные виды опустошения природы, я хочу сказать несколько слов об одном маленьком районе нашей страны - о районе Тарусы.
Этот район был образчиком красоты и при-вольности русской природы. Недаром в Тарусе были написаны Алексеем Николаевичем Толстым, поэтом Заболоцким, старым поэтом Бальмонтом и другими писателями великолепные вещи о русском пейзаже.
Недаром Таруса стала приютом художников, недаром здесь жили и работали замечательные наши мастера - Поленов, Крымов, Борисов-Мусатов, Кукрыниксы, Ватагин, и каждый год в Тарусу приезжает на этюды много молодых живописцев.
Появилось даже особое выражение «тарусские дали». Ещё недавно леса, как говорят в народе, «заваливались здесь за самый край земли». Они подымались над Окой высокими и далёкими планами, залитые солнцем, убранные в синеватый утренний туман, - трепещущие листвой, шумливые леса. Осенью эта земля стояла вся в сквозном золоте, в багрянце и тишине. И среди милых пажитей и лесов Ока несла могучим медленным потоком свою прозрачную воду и несла сказочный мир отражений неба, земли, рассветов и закатов.
Прошло не так уж много лет, и скудость появилась в этих благословенных местах.
Ока обмелела. Вода её после каждого дождя превращается в грязную жижу. Рыба или погибла, или ушла в притоки, спасаясь от взрывных работ по берегам и ядовитых сточных вод.
Притоки Оки высыхают, а некоторые уже высохли совсем, как, например, некогда живописная речка Песочная, около Тарусы. В первую очередь редеют самые ценные леса - водоохранные.
В чём же дело? Откуда всё это идёт?
Главное зло в том, что есть люди, занимающие подчас ответственные посты, но с психологией не революционеров, не патриотов, а лавочников и маклаков.
Им наплевать на природу, на будущее страны. Их девиз - «после нас хоть потоп» и «на наш век хватит».
Такие люди есть. К ним зачастую относятся с благодушием - антинародным и вредным - и с попустительством. Огромное зло - смотреть на «деятельность» таких работников сквозь пальцы, как бы не понимая, что они - преступники перед людьми и государством.
В одной статье невозможно нарисовать общую картину. Я беру свой район, Тарусский. Он лежит прямо перед глазами, тут же за окном и довольно отчётливо виден.
Что можно о нём сказать?
Леса рубят, обходя закон. Особенно усердствуют в этом тёмном деле строительные организации, которым поручили добывать в Тарусском районе песок и бутовый камень. Им отдали для этого на откуп берега Оки - вернее, не на откуп, а на «поток и разграбление».
Заготовители беспощадно рвут, кромсают и уродуют взрывами берега Оки на всём её протяжении от Алексина до Серпухова. Рвут безобразно, порой в черте города, как, например, в Тарусе. Местные власти не в силах обуздать заготовителей.
Взрывая берега реки, заготовители валят прибрежные леса, а частью и рубят их для собственных нужд. Взрывы засоряют реку, глушат рыбу, превращают некогда великолепные берега Оки в горы перерытой земли. На следах заготовителей действительно не растёт трава.
Бутового камня и песка сколько угодно в стороне от Оки и от водоохранных лесов. Но для того чтобы добывать его там, нужно провести дорогу, хотя бы узкоколейку. Заготовитель прикидывает, что перевозка по реке обойдётся на какие-то копейки дешевле, за экономию он получит премию, и он уродует реку, не соображая, что убыток для народного хозяйства и народной культуры от этой его лихой деятельности во много раз превзойдёт его «маленькую пользу».
Из-за разгромленных берегов, из-за уничтожения лесов и растительности, из-за неправильной запашки (что бывает нередко), из-за привычки надолго создавать вокруг любого строительства - малого или большого - зону пустыни, из-за всего этого начинается эрозия - размывание дождями и талыми водами нарушенного почвенного покрова. Зачастую дожди смывают начисто плодородный слой и уносят его в реки, а ветры подымают на воздух во время засухи целые материки в виде мельчайшей пыли.
После каждого даже не очень сильного дождя Ока уносит миллионы тонн хорошей земли, обнажая пески и суглинки.
На земле появляются бесплодные лысины, мёртвые лишаи, характерные для эрозии - одного из величайших бедствий для человечества, и в частности для нашей страны.
Гибнет рыба. В здешних лесах уже почта нет зверей. Браконьеры, пользуясь безнаказанностью, а то и полупокровительством местных властей, жмут на природу нагло и свирепо. Пышно цветут незаконные, варварские способы лова рыбы, а о законных способах редко кто заикается.
Рыба в Оке начала пахнуть мазутом и одеколоном. Какой-то парфюмерный комбинат спускает в Оку сточные воды, форменно насмехаясь над прибрежными жителями и заодно и над государством. Всего не перечтёшь. В Обществе защиты природы (до сих пор оно, говоря откровенно, существует как бедный родственник, не имея ни возможности, ни средств на подлинную охрану природы) собрано много фактов об опустошении земли, фактов потрясающих, от которых действительно леденеет кровь. Хотя бы часть этих фактов надо опубликовать, чтобы усилить у людей спасительную тревогу за будущее своей земли.
Надо охранять природу во всех её видах. Охранять самую землю, почву, растительность, воды и воздух. Охранять прекрасный русский пейзаж - тот пейзаж, что сыграл и играет огромную роль в формировании характера русского народа, в том, что этот народ бесконечно талантлив и мужествен. Природа сыграла огромную роль не только в формировании народного характера, но и в создании русской культуры и великого нашего искусства.
1962
Третье письмо Паустовского
Судьба маленького городка
Девять лет тому назад, в июне 1956 года, в "Правде" было напечатано мое "Письмо из Тарусы". Есть старое русское слово "слезница", иначе говоря, слезная жалоба. Иль, как грубо выражались наши предки,- "слезное завывание". Письмо из Тарусы было по существу таким "завыванием", слезной жалобой этого русского городка на свою неприютную судьбу. Он по уши завяз во всяческих неустройствах и сам, конечно, не мог из них выбраться. А между тем городок этот заслуживал хорошей и спокойной жизни. Не только по живописности своей, привлекающей к нему многих художников, но и по своим довольно богатым возможностям.
Обычно в блестящее будущее наших городков, лежащих на отлете от больших дорог, верят только наивные краеведы и некоторые плановые работники. Да и то скрепя сердце и тяжко вздыхая при мысли, сколько неожиданных препятствий лежит на пути развития этих городов, сколько людей, занятых важными делами, будут отмахиваться от робких просьб какого-нибудь Боровска или Жиздры. А то, не ровен час, и накричат: куда вы, мол, лезете с суконным рылом в калашный ряд! Посторонитесь
Да! Широко легла неизмеримая страна - Россия, ее глубокие до синевы пространства, ее вольный воздух, теплый от запаха клевера и старой соломы, ее дубовые леса и одинокие осокори, ее легко задумавшиеся реки.
Тихо на этих реках. Только изредка заскрипит ворот парома и какой-нибудь проезжий неуважительный человек посмеется над работягой-паромом и скажет, что вот, мол, кое-где еще осталось это нескладное сооружение времен Ивана Калиты.
Гром скорых поездов, их ветропролет как сказал некий поэт-новатор, гудки заводов и слитный гул больших городов - все это не мешает нашей земле стоять во всей ее прелести перед лицом неба и людей. Прелесть эту и богатство нашей земли надо тщательно оберегать. Достаточно вспомнить о недавних наших прозрачнейших, как алмаз, кристаллически чистых реках. Сейчас большинство из них после хорошего дождя превращается из-за эрозии берегов в потоки грязи и мути. Вспомнить о милых, струившихся среди райских кущ и цветов водах, где серебром играла несметная рыба.
Сейчас многие из этих рек нестерпимо пахнут мертвым мазутом и другими отвратными запахами. Речную воду не защищают от грязи и не берегут.
Когда было напечатано "Письмо из Тарусы" вездесущие скептики только посмеивались. "Вы что ж, думаете,- говорили они,- правительству только и дела, что возиться с вашей застоялой Тарусой, чинить ее да латать? Жила она со времен удельной Руси без капитального ремонта, проживет ныне и с текущим ремонтом. Богато располагаете жить, тарусяне!"
И вдруг скептики осеклись. Оказывается, вопрос о благоустройстве Тарусы - одной из Золушек среди наших городов - обсуждался в Совете Министров РСФСР, и решено было Тарусе широко и быстро помочь. Помощь была оказана тотчас. А теперь я пишу эту маленькую статью, чтобы хоть несколько отчитаться от имени тарусян в проделанной ими работе. В городке, где была вопиющая тесность, сейчас уже построено семь домов с жилой площадью в 2000 квадратных метров. Пробурено две артезианские скважины, построена водонапорная башня. Проведены по городу на четырнадцать километров водопроводные трубы. Родник, питавший Тарусу водой еще со времени Екатерины Второй, ушел на пенсию.
В городе построена высоковольтная трансформаторная подстанция мощностью в 6-5 тысяч киловатт. Теперь и город и окрестные колхозы электрической энергией вполне обеспечены. Построена новая гостиница, расширены бани и - что особенно важно для Тарусы - построена асфальтовая дорога из Тарусы в Калугу (до сих пор ездили в областной центр Калугу с огромным крюком - через Серпухов и Малоярославец). Расширена больница, расширена знаменитая фабрика художественной вышивки. Строятся комбинат бытового обслуживания, книжный магазин, столовая, летние рестораны. Начинаются дальнейшие работы по благоустройству города.
Здесь перечислено далеко не все, что сделано и делается. Таруса закрепляет два новых своих лица - города художников и города отдыха. По левому берегу Оки будут построены пансионаты и летние лагеря. И отойдет в прошлое тот шуточный облик Тарусы, который дал ей, посмеиваясь, поэт Н. Заболоцкий:
Скучно жить в Тарусе Девочке Марусе, - Одни куры, одни гуси - Господи Исусе!
О Тарусе уже написано несколько краеведческих книг. Их стоит прочесть, чтобы почувствовать своеобразный удельный вес этого города в числе прочих российских городов, чтобы увидеть лицо этого города художников и садоводов, города, соединяющего старую культуру с культурой нашего времени.
Недавно в Тарусе по инициативе местного общественного деятеля, бывшего актера Б. П. Аксенова открылась постоянная картинная галерея - богатый дар маленькому городку. Таруса начинает оправдывать свое прозвище: "Русский Барбизон". В книге записей для посетителей среди сотен записей колхозников, отдыхающих студентов и школьников вдруг возникает запись французского искусствоведа, попавшего в Тарусу после Лувра и растроганного нежной и самоотверженной любовью здешних простых людей к живописи, к искусству.
Галерея создана из небольших частных коллекций, пожертвованных местными любителями и знатоками живописи. В частности, отборную коллекцию русской и западноевропейской живописи подарил музею тарусский старожил, ученый-агроном П. П. Ракицкий. Кроме того, галерея пополняется из запасов Третьяковской галереи и Художественного фонда.
Галерея внешне очень скромная, как, бы застенчивая. Но когда входишь в ее маленькие залы с чисто вымытыми полами и особым, каким-то деревенским запахом стен, когда отблески солнца падают на полотно Пуссена или на удивительные кружева блонды XVIII века работы русских мастериц, когда узнаешь, что эти невесомые кружева плели в сырых подвалах, чтобы от сухости, но рвалась их тончайшая нить, то все вокруг кажется удивительным.
Мне посчастливилось бывать во многих великолепных и даже как бы тяжких от этого великолепия музеях и галереях Европы - в Третьяковской и в Лувре, в Эрмитаже и в Британском музее, в Латеране и в Риме, в Дрезденской галерее и в новом музее Роттердама, но в своем Тарусском музее, где за окнами победно (неизвестно по какой причине) орут петухи, все как один меченые химическим карандашом, где за окнами уже зацветают липы, я всегда ощущаю, светлую благодарность к тем людям, которые его собирали по крохам. Благодарность к ним и гордость за них - скромнейших своих земляков.
Все это так, но нужно еще многое сделать. Очевидно, нужно выделить Тарусу в самостоятельный район, чтобы город не жил бедным родственником на иждивении Ферзикова (нынешний районный центр для Тарусы) - поселка вполне унылого, которому тарусские дела "ни к чему".
Скоро по краю Тарусы пройдет газопровод. Местное население озабочено тем, чтобы обязательно был сделан ввод для газа. Очевидно, эта просьба будет выполнена. Надо замостить тарусские крутояры, так как ливни размывают улицы и превращают их в непроходимые овраги. Кроме того, по решению инстанций Таруса должна стать городом-курортом. Уже разработан план создания на берегах Оки пансионатов и лагерей. В Тарусе найдены целебные минеральные источники.
При условии самой жестокой защиты прекраснейшей местной природы от опустошения и калечения этот план полностью решает дальнейшую судьбу города и трудовое устройство его населения. Этот план дает городу реальное будущее, тогда как Таруса уже давно застыла на распутье. Пример Тарусы - простой случай возрождения к жизни маленьких городов в глубине страны. Они почти всегда хороши, эти города, живописны, уютны, полны целебной тишины и покоя, так жизненно необходимого нам для работы.
Покой рождается в этих местах, а из него рождаются душевное здоровье, творческая сила и способность к милому, любимому труду. Будем же беречь этот город! Будем беречь такие скромные Тарусы и поможем им стать образцовыми городами отдыха нашего времени.
Забыл сделать одну существенную приписку. С такими делами, как благоустройство маленьких городов, связано одно - и очень веское - опасение. Как бы хороший порыв не оказался только порывом. Как бы город снова не стал скатываться в овраги неустройства и скудости. Порыв должен перейти в непрерывную заботу, в непрерывное усилие - тогда наступит тот расцвет благоустройства и градостроительства, о каком мы заботимся сейчас.
1956
|